Украинский поэт и диссидент Васыль Стус, погибший в уральском лагере строгого режима на заре перестройки, в сентябре 1985 года, вряд ли думал, что спустя 14 лет после смерти станет заложником банального политического спора между приверженцами противоборствующих политических сил.
Украинский поэт и диссидент Васыль Стус
Сторонники присвоения имени поэта Донецкому университету – Стус окончил его в 1959 году, когда вуз был еще педагогическим институтом – столкнулись с протестом тех, кто считает, что диссидент, выступавший – подумать только – за независимость Украины и ее отделение от СССР – не заслуживает присвоения его имени родному вузу.
Готовясь к программе о Стусе, я знакомился с аргументами тех, кого его имя в названии университета не устраивает. Отнесся к ним серьезнее просто потому, что аргументы сторонников мне были и так понятны – выдающийся поэт, противник тоталитарного режима, самый известный выпускник университета, Герой Украины, лауреат Шевченковской премии…
"Стус – выдающееся явление в украинской литературе И если вы убьете его, украинский народ проклянет вас, как до сих пор проклинает палачей Шевченко", — говорил начальнику лагеря еще один политзэк, будущий израильский писатель и публицист Михаил Хейфец, которого уж никак в украинском национализме не упрекнешь.
Но это я и так знал… А вот о чем говорят те, для кого имя Стуса – прежде всего попытка Киева внедрить свою "оранжевую" идеологию на Донбассе?
И тут я обнаружил весьма любопытную вещь. Критики Стуса озабочены не столько его фигурой, сколько необходимостью "подверстать" поэта под привычную схему противостояния. Стус не любил Донбасс. Почему? А вот он пишет – в 1965 году – "Донбасс – не такая уже и Украина. И Украина – не такая уже и Украина. Донецк – город совершенно русский, я взял назначение на работу в глубинку, в Кировоградскую область, хотя и чувствовал, что это – мое бессилие, мой побег"… Ну и где здесь ненависть – скорее острое чувство ненужности, охватившее молодого парня, только что окончившего институт с красным дипломом и надеявшегося, что он хоть кому-то будет нужен со своими знаниями. Помню схожие чувства, охватившие меня во время первой педагогической практики – я проходил ее во время учебы в Днепропетровском университете. И обнаружил, что украинскую литературу в школе читают…по-русски. Как было странно наблюдать за этим уроком, как было трудно представить, что может быть когда-то и я войдут в такой класс… Но я бы не сказал, что проникся антипатией к Приднепровью – скорее как раз ощутил свою ненужность.
Или еще. Стус, оказывается, не считал себя поэтом, не хотел быть человечным — как именем такого человека можно называть университет, говорят протвники присвоения его имени вузу. Почему? А вот он пишет: "Поэтом себя не считаю. Считаю себя человеком, пишущим стихи. И думаю: поэт ДОЛЖЕН быть человеком. Полным любви, преодолевающим естественное чувство ненависти, освобождающимся от нее, как от скверны. Поэт – это человек. Прежде всего. А человек должен быть добрым". И как в этой гуманистической программе, написанной человеком, которого уже уволили с работы, не хотели печатать, преследовали, можно было разглядеть отрицание человечности, как можно было процитировать одно – и увидеть совсем другое?
А просто. Еще раз повторюсь – дело совсем не в Стусе. Дело в необходимости создать подбрасываемый "националистами" звериный образ. Казалось бы, мы уже безвозвратно ушли от всего этого. И хотя в памяти еще остался растаптываемый депутатами союзного съезда Андрей Дмитриевич Сахаров, казалось, что люди, сумевшие подняться над эпохой послушного и бездумного большинства, будут заслуживать у потомков только уважение и не окажутся заложниками мелких политических страстишек.
Виталий Портников