Я обращаю ваше внимание на то, что буквально пару дней назад у нас здесь в эфире прошло интервью, которое сделал Тихон Дзядко с Григолом Вашадзе, министром иностранных дел Грузии. Его тоже можно обнаружить на сайте.
Сергей Пархоменко
Чрезвычайно интересное интервью. Интересное, глубокое. Надо сказать, что нынешний министр иностранных дел Грузии – человек, хорошо, остро, быстро соображающий, несомненно, человек с образным, парадоксальным и в то же время ясным мышлением и хорошей речью. Это не каждой стране везет с этим. И вот он применяет один аргумент, довольно эмоциональный, довольно яркий и в то же время совершенно точный, и не очень понятно, что можно на него возразить. Аргумент следующий. Он говорит: Россия, точнее, российские лидеры говорят о том, что они не будут иметь дело с Саакашвили, не хотят, не будут с ним разговаривать – до тех пор, пока Саакашвили находится у власти, мы с ним разговаривать не будем!
И дальше Вашадзе говорит: Слушайте, а не слишком ли велика коллекция президентов Грузии, с которыми вы разговаривать не будете? Вы уже один раз не разговаривали с Шеварднадзе. А перед этим вы не разговаривали с Гамсахурдия. Действительно, трудно себе представить людей, которые были бы так далеки друг от друга в политическом, в человеческом и в психическом и в каком еще угодно смысле, чем Гамсахурдия, Шеварднадзе и Саакашвили. Но что-то ни один не годится, ни другой не годится, ни третий не годится. С одним не будет разговаривать, с другим не будем разговаривать, с третьим не будем разговаривать. А с кем будете разговаривать? С тем, кого сами посадите, что ли? Все? Это единственное, что вас интересует? Это я уже от себя добавляю. Этого Григол Вашадзе не говорит. Действительно, мы видим здесь, что проблема заключается не в том, что России не везет с партнерами, не в том, что у России как политической системы, у России как политической концепции, что ли, которая смотрит на то, что происходит в мире, возникают какие-то проблемы с конкретными руководителями конкретной небольшой страны, которая тут неподалеку находится, а в том, что российские политики последовательно, год за годом, уже теперь десятилетие за десятилетием, если иметь в виду, что процесс начался во времена Гамсахурдия, давно это было, между прочим, так вот – последовательно ставят под сомнение не принципы демократии, а принципы республики.
Я несколько раз говорил уже об этом. Они в целом не очень понимают, как это так – какие-то выбранные люди чего-то такое на что-то имеют право? Это на сегодня входит в прямое противоречие не просто с российской политической практикой, но уже теперь и с российской политической традицией, если иметь в виду, как долго этот принцип, принцип престолонаследия, украшает собою российскую президентскую республику. У нас второй президенте уже по счету, получивший власть в наследство. И когда люди смотрят на фотографию Дмитрия Медведева и Барака Обамы – была сделана большая серия таких фотографий во время последнего очень громкого и шумного саммита Двадцатки, — в интернете, например, происходит бурное обсуждение этих фотографий, я тоже принял в нем участие, в особенности американское агентство EP здесь отличилось, распространив ну просто блистательную серию таких парных портретов на переговорах Медведева и Обамы, и да, много можно шутить по поводу того, как они по-разному выглядят, какая у них разная осанка, какая у них разная посадка, какие у них разные выражения лиц, какая у них разная мимика, как один выглядит удачно, а другой неудачно, один фотогеничный, а другой нефотогеничный, одному везет, а другому не везет, один все время смаргивает в тот момент, когда нажимают на затвор фотокамеры, а другой вроде нет, и глаза его хорошо видны…
Саммит "двадцатки" в Лондоне:Барак Обама и Дмитрий Медведев
Вы знаете, это два разных человека. И, мы можем сказать, два разных политика. Совсем разных. И фотография – великое искусство. Оно многое обнажает. Оно обладает странными свойствами рентгена. Особенно когда фотографий много, получается целая коллекция. Мы смотрим на этих людей и понимаем, что один из них чувствует себя уверенно, а другой нет. Угадайте, какой как. Мы смотрим на этих людей и понимаем, что один из них чувствует себя очень на месте, что называется в своей тарелке, он свободен, раскован, сосредоточен на том, что он говорит, а не на том, как расположены его колени, он выразительно и хлестко жестикулирует, а не следит за тем, не съехал ли он с сиденья кресла. Почему так? А потому что он заработал. Потому что он эти выборы выиграл. Он победил в борьбе за место самого заметного, во всяком случае, президента на свете. Я говорю про Обаму. А другой выглядит скованно, сдавленно, смущенно во многом. В чем дело? Они, в конце концов, оба дебютанты, они оба первый раз на таком ярком свету, на таком главном съезде всех начальников в мире.
В чем дело? Понимаете, в чем дело, мы можем сколько угодно с вами разговаривать, но у нас не было президентских выборов в том смысле, что у нас не было борьбы за президентское кресло. Не соперников не было, не победа была одержана с заявленным преимуществом, а не было борьбы. Самого процесса, самого турнира. Потому что мы с вами прекрасно понимаем, что выборы не заключаются в том, что люди приходят к урнам и опускают в них бумажки. Выборы – это комплекс событий, протянутый на многие месяцы, а иногда на многие годы вместе с формированием оппозиции, вместе с предоставлением этой оппозиции и позиции, то есть тех, кто, собственно, управляет страной, гарантий доступа к равным возможностям во время выборов, к выражению своей позиции, к демонстрации себя и своей точки зрения перед избирателями и так далее. Проходят годы, а Каинова печать-то остается. Она только ярче светится на лбу у людей, которые прошли через это, и человек, который не выигрывал выборов, но является главой государства – выборов в общечеловеческом смысле, да, формальная процедура была, голоса посчитаны, подтасовки, несомненно, были, но они, несомненно, не оказали решающего влияния на определение человека, который формально победил, да, большее число бумаг было подано за кандидатуру Медведева, мы это хорошо помним, но только выборов не было.
И это помнят все, включая Медведева. И каждый, кто общается с ним, и каждый, кто ведет с ним переговоры, и каждый, кто прислушивается к его мнению, знает, откуда взялся этот человек, как он получил свою власть, от кого, на сколько, как он ее отдаст, скорее всего, когда от него потребуют ее отдать. К сожалению, эти вещи не проходят даром. И эта разница и между президентом России и Шварцнегером, как мне тут пишут, неудачным и неудачливым губернатором Калифорнии. Потому что тот выигрывал выборы. И если он совершает ошибки, это его ошибки, и если он одерживает победы, это его победы. Если он оставляет по себе славную память, это его память. Если позор, то его позор. Это, в общем, достойная политическая деятельность. А дальше всякий вправе судить о ее результатах. Вот наш слушатель судит так, а мои приятели, которые отзывались совсем по-другому о Шварцнегере, судят иначе. Имеют полное право. Вот такая история.
Мне кажется, что стоит об этом помнить. И то, что происходит сейчас в Грузии, часть вот этого вот мирового процесса. Что там происходит? Там происходит политическая жизнь и политическая борьба. Грузия, как ребенок, который кончил школу, вышел из детского дома, не знаю, с чем уж сравнить Советский Союз, попал в жизнь, и в этой жизни, а в жизни бывает всяко – хорошие президенты и плохие, удачные и неудачные. Мы можем не сомневаться только в одном – если то, что сделал Саакашвили, и то, что он еще сделает, и то, что он не сделает, будет осуждать большая часть людей в Грузии, не будет никакого Саакашвили, и последователей Саакашвили тоже не будет, и его политический род пресечется на этом, его политическое наследие будет выкорчевано из истории грузинской политики, и появится другая ветвь, другая династия политическая, но только эта династия определяется выборами, а не чем-нибудь еще.