РПЦ – это еще не вся Россия и даже не КПСС, но избрание нового патриарха Московского и Всея Руси для страны событие едва ли не столь же важное, сколь выборы нового лидера правящей партии или главы государства.
И уж точно — за последние 100 лет выборы главы РПЦ случались реже, чем какие-либо другие, столь же значительные. Начиная с 1917 г., когда Россия была провозглашена светским государством, а в новоотделенной от государства Церкви был восстановлен институт патриаршества, Святейшего выбирали всего лишь в шестой раз. Интересно, что в 17-м году патриарх Тихон был избран по старинному обычаю – жребием — из трех кандидатов, собравших больше всего голосов на Поместном соборе, хотя фаворитом был другой. Последующих патриархов фактически назначали в Кремле – по принципу наибольшей лояльности безбожной, а временами богоборческой власти. И лишь при Горбачеве покойный Алексий Второй был избран в результате относительно демократических – по крайней мере, по форме – выборов на альтернативной основе. Что касается избрания Кирилла, мнения расходятся: одни говорят, что это была профанация выборов, — все было заранее предрешено, другие – что Кирилл победил в результате долгой и упорной борьбы, которая началась задолго до того, как предыдущий патриарх отошел в мир иной. Церковные оппозиционеры, либералы, вольнодумцы, столь же немногочисленные, что и в миру, привычно утверждают, что Кремль по-прежнему управляет Московской патриархией, и кто будет новым патриархом, решалось в Кремле. Демонстрация «Наших» и прочих, далеко не благочинных молодежных движений в поддержку Кирилла, проходившие во время Собора вокруг храма Христа-Спасителя безошибочно указывают на то, что Кирилл и вправду опирался на некий кремлевский, или, точнее, «сурковский» ресурс. Но, во-первых, даже этот ресурс не без границ – никакими политическими технологиями, никакими пиаровскими уловками не заставить, образно говоря, съезд КПРФ выбрать своим новым лидером Чубайса. А тут задача решалась пусть и не столь же неразрешимая, но весьма сложная. Не случайно, когда Кирилл уже был избран, рефреном первых комментариев звучало: не верится, что это все-таки произошло, действительно, кто-то из наблюдателей действительно считал, что Кирилл – деятельный, просвещенный, высоко-публичный, по-светски любезный в общении, на самом деле является либералом и модернистом. Скептики язвительно замечали, что Кирилл всего лишь умеет искусно упаковывать черносотенные идеалы власти в гламурную обертку. А кто-то справедливо замечал, что русская православная церковная среда, особенно вдали от столиц, настолько косна и проникнута обскурантизмом, что даже малейший напускной либерализм для нее анафема. Во-вторых, было известно, что главный конкурент Кирилла в борьбе за патриарший престол, митрополит Климент, — человек, который пользуется поддержкой церковных фундаменталистов, в частности, архимандрита Тихона Шевкунова, настоятеля Сретенского монастыря, которого молва называет духовником В.Путина, и которого считают весьма близким к лидерам силовиков – вице-премьеру И.Сечину, бывшему главному кремлевскому кадровику, а ныне главе Госнаркоконтроля В.Иванову, спикеру ГД Грызлову, главе РЖД В.Якунину и другим консерваторам. Наконец, обращали внимание на тот факт, что в свое время из всех иерархов РПЦ Путин выбрал именно Климента членом Общественной палаты. Кроме того, утверждалось, что Климент пользуется расположением российской Первой леди — Светланы Медведевой. В общем, хотя Путин с Медведевым дистанцировались от борьбы за патриарший престол, ресурсом поддержки Климент обладал. Немалая цифра в 169 голосов, поданных на выборах за Климента – почти четверть всех делегатов – тому свидетельство. Как и прозвучавшая под занавес Поместного собора вполне серьезно предложение одного из его ближайший сподвижников – избрать патриарха жребием, как Тихона в 17-м году – последняя попытка переломить ситуацию, складывавшуюся в пользу Кирилла.
На пути к патриаршеству Кирилл одержал несколько важных побед: во-первых, он доминировал в медиа-пространстве – тут, безусловно, помог властный ресурс. Но не только. Климент и его сторонники уходили от публичности в аппаратную интригу, где тоже проиграли — именно Кирилла Синод избрал местоблюстителем, а это все равно как в советские времена – кто возглавляет комиссию по организации похорон Генсека, тот и следующий генсек. Во-вторых, Кирилл добился того, что от борьбы за пост патриарха отказался украинский митрополит Владимир Слободан, глава Украинской православной церкви Московского патриархата, который теоретически мог рассчитывать на треть голосов делегатов Поместного собора — украинская делегация была самой многочисленной. Но сторонники Кирилла сумели ее расколоть: именно по предложению одного из украинских епископов делегаты решили не выдвигать больше никаких других кандидатов, кроме избранных на Архиерейском соборе, хотя могли. Наконец, Кириллу удалось сделать так, что третий кандидат, белорусский митрополит Филарет, снял свою кандидатуру в его поддержку. В общем, Кирилл победил и как политик и как искушенный аппаратный игрок.
Любопытно, что во время этих выборов, РПЦ, при всех своих изъянах, предстала гораздо более живым и демократичным организмом, нежели светское государство. Борьба за патриаршее кресло выглядела несравнимо драматичнее, чем за президентское, и привлекла чуть ли не больший общественный интерес. Станет ли новый патриарх, как предсказывают некоторые, поборником сильной, независимой Церкви, клерикалом в лучшем смысле этого слова, претендующим если не на политическую роль в жизни общества, то на роль национального духовного лидера? Пока судить об этом ранее. Но, безусловно, патриарх Кирилл, хотя бы на короткое время, вернул в нашу жизнь ощущение настоящей публичной политики.