Е.КИСЕЛЕВ: Что вы думаете – почему наша «тандемократия» работает все больше и больше таким образом, что возникает твердое отношение у большинства люедй, что все-таки главный у нас — премьер-министр? Почему большие надежды, которые возлагали многие на смену курса, который всегда происходил в нашей истории со сменой первого лица, не состоялись?
Д.ФУРМАН: Дело в том, что и смены первого лица по-настоящему нет. В нашей системе хозяин всегда был один — это не только наша, постсоветская система, но вообще русская система. Были периоды, как они назывались, коллективного руководства, но это обычно промежуточный период, пока хозяин не берет все в свои руки. Сейчас возникла ситуация совершенно необычайная, очень странная, изобретенная В.Путиным. Это ситуация «тандемократия». Ситуация, когда фактически президент назначен премьером. Следовательно, ни психологически, ни политически, он не может поступить с премьером так, как до этого все президенты поступали с премьерами.
Я отнюдь не хочу сказать, что Медведев пешка, что он абсолютно несамостоятельная фигура и что он вообще ничего не значит – нет, но, тем не менее, есть такой факт. И этот факт, конечно, накладывает колоссальные ограничения на Медведева – нельзя не только отправить в отставку премьера, которому ты обязан властью, но нельзя даже выразить ему неудовольствие. Тем более, что наша политическая верхушка панически боится одного — так называемого раскола элиты, о котором все много говорили и который, в общем, В этой ситуации довольно реален – естественно, потому что люди все-таки разные и находятся в ситуации, крайне неудобной для обоих.
Дмитрий Фурман, политолог
Е.КИСЕЛЕВ: А чем опасен раскол элиты – не теоретически, а в нашем данном конкретном случае?
Д.ФУРМАН: Во-первых, он противоречит нашей психологии, в том числе, психологии элиты, которая всегда хочет одного хозяина, который не любит выбирать. Но раскол элиты чреват, в общем, какими-то шагами к другой политической системе, чреват какими-то шагами в сторону демократии. Например, когда было нечто вроде намечавшегося раскола элит в конце ельцинского правления, мы были, в общем-то, на несколько шагов от возможных реальных альтернативных выборов – когда были Примаков, Лужков, с другой стороны президент.
Этот страх очень силен, потому что действительно, это переход к какому-то новому состоянию, чего панически не хочет наша верхушка. И в силу этого получается крайняя скованность власти. Они должны действовать синхронно, они боятся посылать какие-то сигналы о каких-то своих различиях, но так как это все-таки люди разные, психология разная, какие-то сигналы объективно посылаются – но это не сознательные сигналы, а случайно вырвавшиеся сигналы. И как мне представляется, это страшно увеличивает инерционность и неповоротливость нашей политики, человек, который обладает всей полнотой власти, он всегда может что-то изменить, что-то скорректировать — даже в своей собственной политике, своих собственных поступках, человек, пришедший на смену другому, обязательно будет что-то корректировать – это естественно, так было всегда, и это не только в демократических странах, но и монархиях – каждый царь что-то, но меняет. А вот когда люди связаны друг с другом как сиамские близнецы, и когда они панически боятся нарушить эту связь, они очень скованы. Возможность коррекции курса очень сложна. И происходит довольная сильная инерционность. Мне кажется, — я не на 100% уверен, но так думаю — то, что этот конфликт длился так долго, связано именно с этим, с внутренними причинами. В конце-концов, уладить эту проблему можно было бы значительно раньше. Но когда проблема заключается даже не столько в улаживании этой проблемы, сколько кто это будет делать, как, чтобы как-то не показалась, что один делает не то, что другой — все это усложняется и процесс увеличивается.
Совершенно естественно, что в этом тандеме сейчас доминирующую роль играет, конечно, премьер — хотя бы просто потому, что он уже 8 лет царствовал, у него все эти проблемы ему знакомы, у него некие наработанные реакции, наработанные подходы. Второе — конечно, здесь могут быть какие-то разногласия, премьер может поправлять президента – кстати, можно привести и другие примеры, когда президент поправлял премьера тоже. Но мне кажется. Важно не это. Важно то, что с какой напряженностью вся политическая среда вокруг премьера и президента, ловит сигналы возможных их расхождений, и этого они больше всего боятся. И отсюда стараются максимально этого избежать. Но какая-то часть этих вещей может объясняться и просто некоей несостыкованностью, несогласованностью – это не обязательно сознательно сделанные поправки.
Времени мало прошло и обстановка была довольно сложная для нового президента – ему на долю сразу же выпали такие неприятности, как грузинский конфликт, потом газовый, украинский, в которых он, естественно, шел по проторенной дороге, сойти с нее означал разрыв тандема. Сойти с нее он не мог, он здесь следовал в фарватере. Я не знаю, конечно, чем все это кончится — это странная, болезненная для обоих и для всей системы, ситуация, но хотел бы сказать – всегда все люди, которые имели возможность выбрать некоего начальника, не желая при этом исчезнуть самим с политической арены, всегда старались выбрать естественно того, кому они больше всего доверяли и того, кого они считали самым слабым.
Это вся история советской власти. Сталин был самым слабым — сильным был Троцкий. Хрущев вообще всерьез не воспринимался – совершенно. Настоящая фигура Молотов, Берия, Маленков, против которых все ополчились. Брежнев вначале тоже всерьез не воспринимался – это нормально. Но есть еще одна закономерность: всегда все, кто совершал этот выбор, в конечном счете, ошибались, всегда оказывалось, что Сталин сильнее, потом Хрущев оказался сильнее этих ультра-тяжеловесов, как Берия и Молотов. Так что здесь еще далеко все не кончено, впереди еще много времени и посмотрим, как будут развиваться события. Я бы не сказал, что здесь все ясно.