Была сразу на двух конференциях — одна по наставничеству, другая по помощи беженцам.
http://uainfo.org/
Киев посуровел, но в нем по-прежнему уютно, тепло, гостеприимно и много вкусной еды. Как и прежде, говорят больше на русском. Первая конференция была вся почти на русском — из заботы об удобстве двух россиян и нескольких белорусов, на второй тоже русского было больше, много участников из Донецка, Мариуполя, Одессы, Харькова, спикеры из Москвы и Эстонии.
То и дело на стенах написано, что Путин — Самизнаетекто, тоже по-русски. Гимн при мне ни разу пели. Бандеру не поминали.
На самом деле я пишу всю эту чушь, потому что чувств слишком много и слов нет.
Я вела тренинг для психологов, работающих с беженцами. Половина группы — сами переселенцы, живут по съемным углам с детьми. Половина — из Мариуполя, ощетинившегося в ожидании вторжения, каждый день не знают, не начнут ли стрелять. Почти у всех родители, родные — "там". А как уговоришь уехать? Люди жизнь прожили, дом, хозяйство, куры, кроли, сад, если оставить — все разграбят. Сидят, сторожат, как могут. Верят, что мимо пролетит. У кого-то родственники или друзья воюют — по ту или эту сторону.
На мастерклассах были десятки людей, я говорила о травме, о посттравматическом синдроме, и то и дело замечала в аудитории лицо… чье-то лицо, какое бывает, когда человек очень старается не заплакать. Собирает себя усилием воли, глотает слезы — и слушает дальше.
Девочки, которые возят "туда" гуманитарку — инвалидам, старикам, семьям с лежачими больными. Девочкам легче пройти блокпосты, мужикам опаснее.
Люди, которые работают с семьями пленных — каково это, месяцами жить в неведении, представляя себе ночами, что там с ним.
Люди, которые работают с детьми, а дети рисуют и вспоминают, как при них оторвало бабушке ногу, как прямо на огород падали тела с того самолета.
Старые знакомые, которых спрашиваешь: "Как вы?" — " Мы ничего… Справляемся… Другим труднее…", а ты видишь, как за этот год изменились глаза, каким привычным стало напряжение.
Я не знаю, смогу ли теперь нормально общаться со всеми теми, кто здесь поддерживал этот ад, кто "болел" за Гиркиных-Безлеров, кто привествовал разжигание обычного, нормального противостояния интересов, ради которого никто всерьез не собирался умирать и убивать — в настоящую войну. "Если б это были местные бандиты — мы бы остались, — говорит коллега, — местные все же по правилам бы действовали, это их поляна, они бы как-то берегли ее, а с ней нас, город. Но пришли те, кому на нас и на то, что останется от наших городов, было наплевать. Никто такого не ждал и не хотел". Люди стали разменной монетой в этом шоу.
Гиркин, говорят, признал свою отвественность. Но даже если он теперь застрелится — это ничего не изменит. Вам так хотелось поиграть в возрождение империи. Вам пообещали Новороссию — сверкающую игрушку для ваших безотвественных фантазий. Ведь все это делалось только для вас — для чертовых процентов рейтинга, для ваших восторгов. Вы заказчики и потребители того, что произошло. Живите с этим как сможете. Врите себе что хотите. Уж точно не вы теперь будете под обстрелами разносить еду и лекарства старикам.
Если бы меня спросили, что меня больше всего поразило в людях, с которыми я общалась, я бы сказала — взрослость. Собранность, включенность, отвественность.
На встрече по беженцам были люди из разных мест, думаю, с разными политическими взглядами. Одни говорили "оккупированные территории", другие — "ЛНР и ДНР", третьи — "зона военных действий". При этом все были честны друг с другом, общались с уважением к чувствам и мнениям друг друга, и было полное понимание, что все в одной лодке и справляться — вместе.
Полное осознание своей отвественности и отличает граждан от вечно жующего хлеб и зрелища "электората".
Я не знаю, каких идеологических убеждений придерживаются тысячи людей, которые не уезжают из зоны беды потому, что их там некому заменить: врачи, соцработники, электрики, сотрудники ТЭЦ и насосных станций, металлурги из цехов непрерывного цикла. Не уезжают, хотя опасно, хотя не факт, что заплатят, хотя семьи с большой земли их зовут и ждут. Может, им дороги памятники Ленину, я не знаю. Но сейчас эти люди вызывают у меня огромное уважение и сочувствие, и я хочу только одного — чтобы с ними все было хорошо и все были живы.