В Украине свирепствуют осенние пожары. Универсальной валютой стал Филимонов. Руководство страны тайно перебралось в сельскую хату в Двуречанском районе Харьковщины, чтобы посмотреть, хорошо ли горит. Президент Зеленский не теряет надежды на справедливый суд над взяточником, предателем и пламенным трибуном Гео Леросом.
***
— Еще раз спрашиваю, кто бросил бычок с вертолета в сто гектаров верхового леса?! — громыхнул Зеленский. — Горит корабельная сосна, горит село Горобьевка, огонь угрожает перекинуться на населенный пункт Гряниковка!
В гневе президент был страшен. На нем было кимоно, расшитое зелеными драконами на велосипедиках, именной черный пояс по традиционному карате с вышитой фамилией главы государства на японском языке, состоящей из иероглифов «тупаку» и «клоуняку», каска отличника народного пожаротушения, серебряные коньки почетного чемпиона мира по фигурному катанию в легком весе и золотые бутсы действующего капитана футбольной команды «Кривбасс», натянутые поверх коньков.
— Так это, хозяин, — сказал Арахамия, неловко переминаясь с ноги на ногу, — никто ничего не бросал, у нас же айкосы. Я слышал, это Татаров нашел в лесу мопед Гео Лероса, ну и это, как говорится, не устоял перед соблазном, а огонь перекинулся на лесную подстилку и…
— Лесная подстилка — это звучит как-то двусмысленно, — кисло сказала депутат Богуцкая. Сегодня она была без привычного ведра, так как пожертвовала его на борьбу с пожарами, и поэтому была раздражена сверх обычного. — Все-таки хорошо, что я не член «Слуги народа».
Сексист-дурносмех Корниенко прыснул, но в целом сдержался.
— Слава богу, я вообще не состояла ни в одной партии, — окинув его ледяным взглядом, продолжала Богуцкая. — Я партийная девственница.
— Та ты шо! — удивился Корниенко. — Отэто засада.
— Баба нет, баба нет, — поспешно сказал Зеленский. — А вообще, как вас, ребята, только ни называли, — и зелеными кнопками, и бешеным принтером, и уродами кончеными, и фотографами, и порнографами, и вафлистами, и онанистами, и анальщиками, и насильниками, и чокнутыми Лизами, и пидо…
— А вас… А вы! — задохнулась от возмущения Богуцкая. — Знавала я одного депрессивного невротика, которого глава его офиса настроил против окружения и сдал потом в психушку, но я это так, ни о ком, поняли вы, нет?!
— …И я горжусь вами! — эффектно закончил Зеленский, сорвав бешеные аплодисменты Корниенко и Арахамии. — А вам, Лиза, в ведре было лучше. Кстати, знаете ли вы, что на днях в Полтаве мне вручили диплом почетного ведролога?
Вошли Кравчук и Фокин, впустив в хату струю дыма.
— Свободу православному Донбассу! — с порога закричал Фокин, размахивая флагом ДНР. — Смерть украинским оккупантам! Путин, введи войска! Рос-си-я! Рос-си-я! Но-во-рос-си-я!
— Официально заявляю, что я к этому Фокину никакого отношения не имею, — поспешно сказал Кравчук. — Его в переговорную группу назначил глава государства, вот пусть он теперь и реагирует.
— У меня нет никакой реакции на взяточников и предателей этой страны, мне все равно, — с достоинством сказал Зеленский и ободряюще улыбнулся Фокину: — Продолжайте, Витольд Павлович, прошу вас.
— Полная амнистия народных ополченцев Донбасса, особенно тех, кто стрелял в украинских карателей! — твердо сказал Фокин. — Кто больше всех настрелял карателей — тому ценные призы и бесплатное зубопротезирование! Особый статус! Медные дросселя!
— А пленных отдадут? — оживился Зеленский. — Мне хотя бы парочку пленных, можно я скажу, можно?
— Нельзя! — отрезал Фокин. — Ты, мелкий дрыщ, недостоин господину Пушилину даже шнурки завязывать.
— Витольд Павлович только что выразил исключительно личную точку зрения, — поспешно промурлыкал Ермак. — Это одиозная и двусмысленная формулировка, на которую почему-то согласилась предыдущая власть, и через такую красную линию переступать нельзя никак.
— Вот вообще никак, — эхом отозвался Кравчук.
От близости лесных пожаров в хате сработала система пожаротушения, с потолка полилась вода, однако несмотря на то, что Кравчук стоял прямо под разбрызгивателем, на него не попало ни капельки. Фокин смерил коллегу подозрительным взглядом.
— Да ты никак засланный казачок, — внезапно прошипел он. — Или правильно сказать «кравчучок»? Во как тебя от мира корежит-то, значит, мои слова попали в цель!
С этими словами Фокин неумело бросился на Кравчука и начал душить. Оба старика покатились по образовавшимся на полу лужам, однако Кравчук по-прежнему оставался сухим. Ермак незаметно вытолкал обоих из хаты, закрыл дверь и отключил систему пожаротушения. Зеленский расстроенно смотрел в пол, губы его кривились от обиды.
— Не принимай близко к сердцу, — сказал ему Ермак. — Слова Витольда Павловича вырвали из контекста и переврали журналисты.
— Да я не из-за этого, — махнул рукой Зеленский и шмыгнул носом. — Сегодня я впервые за много лет не провожал ребенка в школу, не было никакой линейки… Никакой линейки, Карл!
Ермак быстро посмотрел в окно, на мгновение испугавшись, что увидит в нем враждебного блогера Волоха, но, к счастью, в окне были только лесные пожары.
— А этого старого хрыча все равно надо пнуть из переговорной группы коленом под зад, — с ожесточением сказал Зеленский.
— Вова, это эмоции, — мягко сказал Ермак. — Поверь, у Фокина еще много хороших идей.
— Я про Кравчука говорю, — уточнил Зеленский.
Ермак посмотрел на него с гордостью.
За дверью в погреб кто-то глухо заорал, но крик быстро сменился бульканьем. Кто-то захихикал.
— Ну что ж, пора на суд, друзья! — сурово объявил Ермак. — Хватит уже молча слушать, как президента и меня этот п#дор Лерос поливает грязью.
Все закивали, насупились и вслед за Ермаком спустились в погреб.
В погребе среди банок с позапрошлогодней консервацией сидел связанный по рукам и ногам депутат Гео Лерос. На голове у него был надет черный мешок, на который тонкой струйкой лил воду из ведра торжественный Юзик в форме «Кривбасса». Лерос орал и булькал.
— Эй, это же мое ведро! — возмутилась Богуцкая. — Я же пожертвовала его в фонд борьбы с пожарами!
— Фонд борьбы с пожарами нынче пуст, — развел руками премьер Шмыгаль. — Местным властям поручено изыскать средства на местах.
— Ой, та забери свое сраное ведро, бобер несчастный, подавись, — брезгливо сказал Юзик и швырнул в Богуцкую ведром. Та быстро надела его себе на голову и, успокоившись, затихла.
— Сними мешок с ублюдка, — ледяным голосом велел Юзику Зеленский.
— Всех не пересажаете! — тут же заорал Гео Лерос, отплевываясь. — Вы можете открывать сколько угодно дел на меня, поджигать мое имущество, но вы, подонки, меня не остановите. Я буду драться на пляжах, я буду драться на побережьях, я буду драться в полях и на улицах, я буду драться на холмах! Я не могу предложить вам ничего, кроме крови, слез и пота! Я…
— Некоторые люди, к сожалению, забыли, как они попали в Верховную Раду и для чего, — перебил его Зеленский скрипящим от презрения голосом. — Они микробы, они бактерии в нашем здоровом организме, но, к счастью, их очень мало, и они слабы.
— Мікроби дуже слабкі! — радостно подхватил великий реформатор Михеил Саакашвили на известный мотив, спускаясь в подвал пританцовывающим шагом. — Микробы, микробы меня так боятся, что такое микробы — это микробы. Ми-микро-бы, ми-микро-бы, отбросы и микробы, мікроби дуже слабкі! Аваков, Насиров, Пашинский и вся прочая мразь и наволоч…
— Ладно, ладно, хватит, Миша, — быстро сказал Зеленский, опасливо оглядываясь. — Ты чего пришел?
— Мы заберем деньги Ахметова, мы заберем деньги Медведчука, мы… — по инерции продолжил Саакашвили и растерянно умолк.
— За#бешься пыль глотать, — весело сказал Юзик.
— Ребята, вы молодцы, я вас люблю, — промямлил Саакашвили, но потом взял себя в руки и сказал: — Многоуважаемый Владимир Александрович, я пришел сообщить вам, что я возвращаюсь в Грузию, моя служба окончена.
— П#здуй, — еще веселее сказал Юзик.
— А вот черта с два, — сказал Саакашвили.
— Стреляй в грудь коммуниста! — заорал Гео Лерос, видя, что на него перестали обращать внимание. — Всех не перестреляете! О смелый сокол, в бою с врагами истек ты кровью. Но будет время, и капли крови твоей горячей, как искры, вспыхнут во мраке жизни!
— А никто тебя стрелять и не будет, — прошипел Зеленский. — Сам сгоришь, пожар все ближе. Горело Гео, паалалооо!
— Безумству храбрых поем мы славу! — заорал Лерос. — Безумство храбрых — вот мудрость жизни!
— Долго мы еще будем слушать, как этот п#дор Лерос… — снова начал Ермак, но закончить ему не дали.
— Долго, еще как долго, — раздался вдруг сзади, словно гром среди ясного неба, повелительный голос нардепа Дубинского.
В воцарившейся тишине Дубинский спустился вниз, прошел между банок и протянул Зеленскому подозрительно знакомую пепельницу, в которой лежал конверт с надписью «Указ о помиловании, сукабля».
— Вот, вам просили передать, — глумливо сказал Дубинский.
Зеленский разорвал конверт и стал читать письмо.
— «Значит так, мелкое…», кгм, — пробормотал Зеленский. — Кгм… Ага. Угу. Ладно, Лерос, ты свободен. Юзик, развяжи его.
— Вот это да, — удивился Шмыгаль.
— А ты, лысый выхухоль, вообще хайло завали, — грубо сказал ему Дубинский. — Ермак, вопросы есть?
Ермак с ненавистью промолчал.
— Ну, из фракции мы его все равно исключим, — задиристо сказал Зеленский.
— Это пожалуйста, — легко согласился Дубинский.
Выходили на улицу в полном молчании. Над головами руководства страны в клубах дыма пролетела на зонтовой тяге кандидат в мэры далекого Киева Ирина Верещук, подхваченная циклоном в разгар съемок предвыборного ролика на мосту Кличко у арки Дружбы народов. Ирина требовала, чтобы кто-нибудь немедленно спустил ее на землю и изрыгала адские ругательства, от которых поежился даже Дубинский.
— Зонт закрой! — прокричал ей Гео Лерос, сложив руки рупором. — Закрой зонт, дура!
Из дымящихся кустов внезапно выбежал перепачканный сажей Кирилл Тимошенко и во весь дух бросился к Зеленскому.
— Беда, Вова, беда! — прохрипел он, приблизившись к президенту. — Филимонов сгорел!
— Как сгорел? — удивился Зеленский.
— По грибы пошел! — заламывая руки, объяснил Тимошенко. — Решил кастрик развести, барабульку пожарить, ну оно и того…
Зеленский надолго задумался. Потом плюнул, беззлобно выругался и махнул на все рукой.
— Пора звать Лысого, — наконец, сказал он.