Спочатку про нас та нашу армію. Шоста серія фатальних пригод російського Біби та Боби в Чорнобаївці видається нам якимсь диким суїцидом, майже жертвоприношенням загадковим тувинським богам від Шойгу. Це природня реакція українця, який спостерігає за цим.
Щодо нашої армії. Наша армія, з огляду на вищезгадане, воює як сучасна західна армія. В нас звичайно немає убермегабезпілотників, які можуть херачити ворожі колони з висоти у 20 км. Але українська армія сучасна та західна за стилем мислення. Просто тому що вона — українська. А ми — частина Заходу.
Що це означає? Це означає, що життя кожного воїна важливе. Найгірший гріх командира — підставити свого вояка під безглузду смерть. Це означає, що армія ініціативна, ієрархічна, звичайно, бо це армія, але мережева та мобільна за типом ухвалення тактичних рішень. Тобто, наш український офіцер — це особистість. Яка може ухвалювати в рамках оперативного коридору самостійні рішення та кооперуватися щодо тактики з іншими офіцерами та підрозділами горизонтально, а не тільки вертикально. Умовно, ось є оперативне завдання херачити все живе по лінії такій-то. Підскочу до арти, там з пацанами перетру, скоординуюся з ТРО, домовлюся з сусідами — може ми там пару засідок з двох боків влаштуємо. Завдання є, далі крутись, коротше, як знаєш! Це — набагато більш гнучка система управління, ніж жорстка вертикаль. І набагато більш ефективна.
Окрім того, армія є суспільним інститутом, а отже виконує завдання суспільства (а не влади, влада — це інститут менеджменту та керування). А оскільки цінністью нашого суспільство є людське життя, тупий цілеспрямований захід шість разів під ворожу арту неможливий. Бо після другого випадку про це стануть писати у Фейсбуці, волонтери піднімуть хай, хтось з знайомих через знайомих дозвониться безпосередню до Зеленського. Коротше, ми країна вільних особистостей, про що ще казати.
А тепер декілька слів про Росію. Вона остаточно деградує у бік Азії, азійських колективних, але безособистісних цінностей. Йде якась безіменна спецоперація. На якій майже ніхто не гине. Ті хто гинуть — залишаються невідомими. Є якась абстрактна безіменна армія, яка виконує якісь завдання. Не зрозуміло хто ці люди. Але ясно, що все це — наш Вождь-Путін. Путін зараз є і армією і суспільством. Немає інших голосів. Немає інших позицій. Уся Росія зараз — це як Матриця, а Путін — як містер Сміт. Є тільки Путін і мільйони безіменних оболочок, які його вміщають.
І це, треба сказати, справді деградація до стану орди, навіть з точки зору радянської історії. Алже навіть тоді, під час Другої Світової, в СРСР наряду з культом Сталіна під час війни був і культ героя. Про героя писали польові газети, бійці отримували відповідні зірки, про це повідомляла «Правда». І таке інше. Те, що будує Путін — це вже навіть не совок. Бо комунізм все ж таки також був продуктом Заходу. Це — орда, в якій він бачить себе якимсь Чингізханом!
Звідси і випливає висновок щодо Чорнобаївки. Чому? Як? Тому що Росія зараз — це жорстка ієрархічна азійська держава, в якій неможлива будь-яка ініціатива, а за непокору старшим жорстко карають. Сидить якийсь дід в російському Генштабі. Дивиться на стратегічну карту, в якій стоїть стрілочка на Чорнобаївку. Піднімає трубку і каже: «Ну чьто, нах, взяли уже ви ету Чернобаєвку? Надо к дате Крима! Вперьод!». І його не цікавить ніщо. Скільки там людей поляже. Чи можливо це, чи ні. Ну будуть ваньки заходити, доки в укропів БК не закінчиться. Яка різниця. «Баби ісчьо наражают! Таваріщ Сталін дал пріказ»! Ось тому вони і пруть туди і пруть. На смерть. Бо генералам в ГШ пофіг, а до них нагору не достукатися. Навіть намагатися дивно! Це ж генерали! А ми хто тут? Правильно, ми — раби.
Ось так. Йде бій між вільними людьми та рабами. Битва між Заходом та Азією. Війна між цивілізацією та дикістю. Протистояння добра та зла!
Ми переможемо. Саме тому, що наш суспільний устрій набагато більш ефективний, ніж їхній. Ми меньші, але ми — як первинні ссавці, які вижили завдяки мозоку та швидким реакціям. Тоді, як динозавр зі своїм мікророзумом був великим, але до кінця не розумів що відбувається навкруги.
Россиянин:
Читая новости про Чернобаевку, я невольно вернулся к одной из главных книг в современной истории России — «Воспоминаниям о Войне» Николая Никулина. Я не стану пересказывать эту книгу, ее обязательно должен прочитать каждый россиянин. А лучше вообще каждый человек на свете. Но я вспомнил и перечитал один из самых пронзительных моментов, который описывал Николай Николаевич и просто захотелось рыдать. Как точен был его прогноз, как удивительно и ужасающе точен…
В армейской жизни под Погостьем сложился между тем своеобразный ритм. Ночью подходило пополнение: пятьсот — тысяча — две-три тысячи человек. То моряки, то маршевые роты из Сибири, то блокадники (их переправляли по замерзшему Ладожскому озеру). Утром, после редкой артподготовки, они шли в атаку и оставались лежать перед железнодорожной насыпью. Двигались в атаку черепашьим шагом, пробивая в глубоком снегу траншею, да и сил было мало, особенно у ленинградцев. Снег стоял выше пояса, убитые не падали, застревали в сугробах. Трупы засыпало свежим снежком, а на другой день была новая атака, новые трупы, и за зиму образовались наслоения мертвецов, которые только весною обнажились от снега, — скрюченные, перекореженные, разорванные, раздавленные тела. Целые штабеля.
О неудачах под Погостьем, об их причинах, о несогласованности, неразберихе, плохом планировании, плохой разведке, отсутствии взаимодействия частей и родов войск кое-что говорилось в нашей печати, в мемуарах и специальных статьях. Погостьинские бои были в какой-то мере типичны для всего русско-немецкого фронта 1942 года. Везде происходило нечто подобное, везде — и на Севере, и на Юге, и подо Ржевом, и под Старой Руссой — были свои Погостья…
В начале войны немецкие армии вошли на нашу территорию, как раскаленный нож в масло. Чтобы затормозить их движение не нашлось другого средства, как залить кровью лезвие этого ножа. Постепенно он начал ржаветь и тупеть и двигался все медленней. А кровь лилась и лилась. Так сгорело ленинградское ополчение. Двести тысяч лучших, цвет города. Но вот нож остановился. Был он, однако, еще прочен, назад его подвинуть почти не удавалось. И весь 1942 год лилась и лилась кровь, все же помаленьку подтачивая это страшное лезвие. Так ковалась наша будущая победа.
Кадровая армия погибла на границе. У новых формирований оружия было в обрез, боеприпасов и того меньше. Опытных командиров — наперечет. Шли в бой необученные новобранцы…
— Атаковать! — звонит Хозяин из Кремля.
— Атаковать! — телефонирует генерал из теплого кабинета.
— Атаковать! — приказывает полковник из прочной землянки.
И встает сотня Иванов, и бредет по глубокому снегу под перекрестные трассы немецких пулеметов. А немцы в теплых дзотах, сытые и пьяные, наглые, все предусмотрели, все рассчитали, все пристреляли и бьют, бьют, как в тире. Однако и вражеским солдатам было не так легко. Недавно один немецкий ветеран рассказал мне о том, что среди пулеметчиков их полка были случаи помешательства: не так просто убивать людей ряд за рядом — а они все идут и идут, и нет им конца.
Полковник знает, что атака бесполезна, что будут лишь новые трупы. Уже в некоторых дивизиях остались лишь штабы и три-четыре десятка людей. Были случаи, когда дивизия, начиная сражение, имела 6-7 тысяч штыков, а в конце операции ее потери составляли 10-12 тысяч — за счет постоянных пополнений! А людей все время не хватало! Оперативная карта Погостья усыпана номерами частей, а солдат в них нет. Но полковник выполняет приказ и гонит людей в атаку. Если у него болит душа и есть совесть, он сам участвует в бою и гибнет. Происходит своеобразный естественный отбор. Слабонервные и чувствительные не выживают. Остаются жестокие, сильные личности, способные воевать в сложившихся условиях. Им известен один только способ войны — давить массой тел. Кто-нибудь да убьет немца. И медленно, но верно кадровые немецкие дивизии тают.
Хорошо, если полковник попытается продумать и подготовить атаку, проверить, сделано ли все возможное. А часто он просто бездарен, ленив, пьян. Часто ему не хочется покидать теплое укрытие и лезть под пули… Часто артиллерийский офицер выявил цели недостаточно, и, чтобы не рисковать, стреляет издали по площадям, хорошо, если не по своим, хотя и такое случалось нередко… Бывает, что снабженец запил и веселится с бабами в ближайшей деревне, а снаряды и еда не подвезены… Или майор сбился с пути и по компасу вывел свой батальон совсем не туда, куда надо… Путаница, неразбериха, недоделки, очковтирательство, невыполнение долга, так свойственные нам в мирной жизни, на войне проявляются ярче, чем где-либо. И за все одна плата — кровь. Иваны идут в атаку и гибнут, а сидящий в укрытии все гонит и гонит их. Удивительно различаются психология человека, идущего на штурм, и того, кто наблюдает за атакой — когда самому не надо умирать, все кажется просто: вперед и вперед!
Однажды ночью я замещал телефониста у аппарата. Тогдашняя связь была примитивна и разговоры по всем линиям слышались во всех точках, я узнал как разговаривает наш командующий И. И. Федюнинский с командирами дивизий: «Вашу мать! Вперед!!! Не продвинешься — расстреляю! Вашу мать! Атаковать! Вашу мать!»… Года два назад престарелый Иван Иванович, добрый дедушка, рассказал по телевизору октябрятам о войне совсем в других тонах…
Говоря языком притчи, происходило следующее: в доме зачлись клопы и хозяин велел жителям сжечь дом и гореть самим вместе с клопами. Кто-то останется и все отстроит заново… Иначе мы не умели и не могли. Я где-то читал, что английская разведка готовит своих агентов десятилетиями. Их учат в лучших колледжах, создают атлетов, интеллектуалов способных на все знатоков своего дела. Затем такие агенты вершат глобальные дела. В азиатских странах задание дается тысяче или десяти тысячам кое-как, наскоро натасканных людей в расчете на то, что даже если почти все провалятся и будут уничтожены, хоть один выполнит свою миссию. Ни времени, ни средств на подготовку, ни опытных учителей здесь нет. Все делается второпях — раньше не успели, не подумали или даже делали немало, но не так. Все совершается самотеком, по интуиции, массой, числом. Вот этим вторым способом мы и воевали. В 1942 году альтернативы не было. Мудрый Хозяин в Кремле все прекрасно понимал, знал и, подавляя всех железной волей, командовал одно: «Атаковать!» И мы атаковали, атаковали, атаковали… И горы трупов у Погостий, Невских пятачков, безымянных высот росли, росли, росли. Так готовилась будущая победа.
Если бы немцы заполнили наши штабы шпионами, а войска диверсантами, если бы было массовое предательство и враги разработали бы детальный план развала нашей армии, они не достигли бы того эффекта, который был результатом идиотизма, тупости, безответственности начальства и беспомощной покорности солдат. Я видел это в Погостье, а это, как оказалось, было везде.
На войне особенно отчетливо проявилась подлость большевистского строя. Как в мирное время проводились аресты и казни самых работящих, честных, интеллигентных, активных и разумных людей, так и на фронте происходило то же самое, но в еще более открытой, омерзительной форме.
Приведу пример. Из высших сфер поступает приказ: взять высоту. Полк штурмует ее неделю за неделей, теряя множество людей в день. Пополнения идут беспрерывно, в людях дефицита нет. Но среди них опухшие дистрофики из Ленинграда, которым только что врачи приписали постельный режим и усиленное питание на три недели. Среди них младенцы 1926 года рождения, то есть четырнадцатилетние, не подлежащие призыву в армию… «Вперрред!!!», и все. Наконец какой-то солдат или лейтенант, командир взвода, или капитан, командир роты (что реже), видя это вопиющее безобразие, восклицает: «Нельзя же гробить людей! Там же, на высоте, бетонный дот! А у нас лишь 76-миллиметровая пушчонка! Она его не пробьет!»… Сразу же подключается политрук, СМЕРШ и трибунал. Один из стукачей, которых полно в каждом подразделении, свидетельствует: «Да, в присутствии солдат усомнился в нашей победе». Тотчас же заполняют уже готовый бланк, куда надо только вписать фамилию, и готово: «Расстрелять перед строем!» или «Отправить в штрафную роту!», что то же самое. Так гибли самые честные, чувствовавшие свою ответственность перед обществом, люди. А остальные — «Вперрред, в атаку!» «Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики!» А немцы врылись в землю, создав целый лабиринт траншей и укрытий. Поди их достань! Шло глупое, бессмысленное убийство наших солдат. Надо думать, эта селекция русского народа — бомба замедленного действия: она взорвется через несколько поколений, в XXI или XXII веке, когда отобранная и взлелеянная большевиками масса подонков породит новые поколения себе подобных.
Легко писать это, когда прошли годы, когда затянулись воронки в Погостье, когда почти все забыли эту маленькую станцию. И уже притупились тоска и отчаяние, которые пришлось тогда пережить. Представить это отчаяние невозможно, и поймет его лишь тот, кто сам на себе испытал необходимость просто встать и идти умирать. Не кто-нибудь другой, а именно ты, и не когда-нибудь, а сейчас, сию минуту, ты должен идти в огонь, где в лучшем случае тебя легко ранит, а в худшем — либо оторвет челюсть, либо разворотит живот, либо выбьет глаза, либо снесет череп. Именно тебе, хотя тебе так хочется жить! Тебе, у которого было столько надежд. Тебе, который еще и не жил, еще ничего не видел. Тебе, у которого все впереди, когда тебе всего семнадцать! Ты должен быть готов умереть не только сейчас, но и постоянно. Сегодня тебе повезло, смерть прошла мимо. Но завтра опять надо атаковать. Опять надо умирать, и не геройски, а без помпы, без оркестра и речей, в грязи, в смраде. И смерти твоей никто не заметит: ляжешь в большой штабель трупов у железной дороги и сгниешь, забытый всеми в липкой жиже погостьинских болот.
Бедные, бедные русские мужики! Они оказались между жерновами исторической мельницы, между двумя геноцидами. С одной стороны их уничтожал Сталин, загоняя пулями в социализм, а теперь, в 1941-1945, Гитлер убивал мириады ни в чем не повинных людей. Так ковалась Победа, так уничтожалась русская нация, прежде всего душа ее. Смогут ли жить потомки тех кто остался? И вообще, что будет с Россией?
Ой, шо-то в окупантів «парады победителей» поламалися разом з нагородами, оркестрами, росгвардією, десантами, «освабаждєніями» і «победобесієм». А медальок-то скільки наштампували 😊 От же тупі орки.