Бабченко: Россия – страна, которая убьет тебя тысячей разнообразных способов

В аэропорту то ли Риги, то ли Осло, точно не помню, первое, что слышишь, выходя из самолета, это крики птиц. Я ещё так удивился. Ни фига себе, думаю, какой швах у них тут с безопасностью. Не, ну понятно, море рядом, но всё ж таки нельзя же так. Вся взлетно-посадочная полоса забита чайками. 

Начинаешь искать глазами. Нету. Странно. Орут вот прям над ухом, и много так, и громко – а нету. Потом доходит – это не чайки. И не живые. Это крики хищных птиц. Из динамиков на столбах. На каждом столбе. По всему аэродрому. Именно для того, чтобы отпугивать чаек.

И сразу вот прям такое странное чувство по телу разливается. Смесь спокойствия и благодарности. Ощущение, для жителя Мордора непривычное совершенно. Вероятно, именно это и называется культурный шок.

Ну, всемирно известные чайки приморского Подмосковья. Соленый вечерний бриз, альбатрос над волною, застывший на горизонте парус, расплетающие после вечернего лова сети рыбаки в бухте Жуковского, знаменитые омары Нечерноземья…

Откуда стая чаек в полутора тысяч километров от моря?

А всё очень просто. Там, оказывается, огромная свалка рядом с аэропортом.

Страна полностью через ж*пу. Вся. Сверху до низу.

Страна, которая убьет тебя тысячей настолько разнообразных способов, что ты даже не сможешь выдумать таких.

Пьяный поп на «Феррари», влетевший в остановку. Чайки посреди суглинка средней полосы. Отсутствие люка на ливнёвке, в которую проваливается твой внук. Ракета, прилетевшая в твой «Боинг». Другая ракета, прилетевшая за триста двадцать километров через море, которую ты поставил благодарным сирийским друзьям, а они бахнули ею по израильскому истребителю, да вишь ты, незадача какая, промахнулись малёхо. На тот берег моря. Перехватчик, упавший на сельский дом посреди поля в Бельгии, потому что пилот катапультировался четыре часа назад ещё на территорией СССР. Учителя, запирающие детей в кинозале «Зимней вишни».

Писать «Бегите, глупцы, хватайте подмышку своих детей и бегите оттуда» – в этот раз я не буду.

В Симферополь они летели. Взяли своих детей и повезли их на оккупированную территорию чужого государства, чтобы с малолетства приучать их пользоваться отжатым, отобранным, награбленным…

Одни захватывают, другие с радостью летят хавать захваченное, третьи строят им гигантскую свалку рядом с аэродромом.

Ну, что я тут могу сказать.

 Аркадий Бабченко

P.S.

Я уже не могу это читать. Надо реально какой-то ров, или стену, или я не знаю что. Но выносить это я уже не могу. Когда и так остались единицы людей, которых ты считаешь адекватными, и вот потихоньку, помаленьку, эти люди по одному ломаются, ломаются, ломаются… Кто на кокошнике, кто на «Лошарике», кто вот теперь на кукурузнике.

Жизнь в Мордоре уничтожает способность к критическому восприятию искаженной действительности даже у самых стойких.
И в итоге уничтожит всем. До конца. До последнего. Даже не сомневайтесь.
У русского либерала новый герой. Пилот, который посадил кукурузник Жуковского на поле. Слезы счастья, розовые сопли, умиление. Спасено 243 жизни! Ура! Слава, слава!

И пох что этот герой перевозил оккупантов с их семьями в захваченный Крым, ехавших за обе щеки хавать награбленное. Пользоваться морем, которое отобрали. Жить на земле, которую захватили. Посылать домой посылочки из абрикосов, которые славные солдаты Вермахта добыли под рождественскую ёлку на Восточном фронте.

Я вот в принципе не могу представить себя сидящим в кресле самолета, везущего мою семью в Крым. Посмотри, доченька, это колхоз «Слава Путину». Раньше называлось Яны Капу. Здесь раньше жили крымские татары. А вот в этом доме жили украинцы. А теперь жрать чурчхеллу и купаться будем мы.

Вы понимаете, что у тех, на чьи земли вы везете отдыхать своих детей, тоже есть дети? Познакомить с одной семьей? Четверо детей. Дом в Ялте. Сады. Жизнь. Были. А теперь ничего не осталось. Ничего.
Вы хоть понимаете это?
Не хотите с ними поговорить про героизм пилота?
Вы кода в следующий раз будете скорбеть про героев подводников или восторгаться героями пилотами — вы просто каждый раз представляйте себе перед глазами эту семью. И говорите то, что хотите сказать, как если бы говорили это в глаза им.

Ну вы же, бл*ядь, все смотрели в детстве это кино! Ну вы же все в детстве видели эти кадры черно-белой немецкой кинохроники с этими посылочками из-под Ленинграда в руках белокурой арийской девочки-ангелочка! Вы ж уссыкаетесь каждый раз, когда празднуете победу над теми, кто точно такие же посылочки с вареньем отправлял своим детям в Берлин! У вас ж, бл*ядь, в каждом советском фильм была сцена с отдыхающими на побережье Польши семьями славных немецких воинов!
Ничего, бл*ядь, не ёкает в душе?

Вот меня просто физически тошнит от этого. От одной этой мысли. Я в принципе не могу сочувствовать людям, которые на это способны. Я в принципе не могу радоваться и восторгаться пилотом, который возит оккупантов на завоеванные земли. Я в принципе не могу представить себя ни на их, ни на его месте.
Мы разные гуманоидные виды.

Эмпатия, бессердечная ты штука.
И вот казалось бы — ну что стоит просто промолчать. Ну ты ж не они, ты ж всё прекрасно понимаешь, ты ж даже осуждаешь, и не одобряешь, и даже выходишь на митинги. Неужели ты не чувствуешь, что вот тут просто не надо ничего говорить? Ну вот никто ж не просит от тебя сказать правду и добровольно стать объектом травли и ненависти соотечественников — но промолчать-то ты можешь?

Но нет. То горе за «Лошарик», то счастье за кукурузник.
Пилот гражданской линии Люфтваффе.
Новый герой русских либералов.
Оппозиционеров Путину.
Я вам гарантирую, друзья мои, вы сами не заметите, как начнете оплакивать «наших мальчиков, наших славных солдат, павших на восточном фронте».

О, так пилот ещё и в базе «Миротворца», оказывается.
Ну, что ж. Поздравляю, друзья.
Вы уже дошли до этой стадии.
И так и не заметили.