Юлия Латынина: К сожалению, политика России направлена на то, чтобы проблемы создавать

Очень много у меня вопросов про заявление Сергея Кужугетовича Шойгу, который предложил ввести уголовную ответственность за всех, кто не признает победу Советского Союза в Великой Отечественной Войне.

И мне кажется, что почти все, кто комментируют эту тему, изначально не правы. Потому что, прежде всего, надо обратить внимание на то, когда и как она была произнесена. Напоминаю, что так можно последить, что впервые за 90 лет – может быть я ошибаюсь, но по-моему, за 90 – 23 февраля в этом году не было торжественного заседания, многотысячного, многосотенного с Путиным, с Медведевым, на который собирались военные, посвященного 23 февраля. Вместо, кстати, этого заседания были митинги в Мурманске, Архангельске подводников с криком «Уберите нас из резервации». Митинги подводников в Мурманске, которые, кстати, никто, насколько я понимаю, не показал кроме «Пятого канала», это, в общем-то вам вещь, не митинги автомобилистов во Владивостоке. Я не знаю, почему не было этого торжественного заседания. Когда я стала выяснять, одни мне сказали, что, вот, мол, аж на стол Путину легла докладная записка о том, что если столько генералов соберется в одном зале, то они начнут кричать и еще даже чуть ли не чего-то там сделают. Мол, армия недовольна. А возможно, это могли быть какие-то те технические разногласия между президентом и премьером – кто будет сидеть сверху. Факт в том, что вот такого гигантского празднования не было, а митинги были. И после этого на следующий день вышел Сергей Кужугетович Шойгу на встрече с ветеранами в музее-панораме «Сталинградская битва», на следующий день, 24 февраля. То есть вот такую кость людям бросили, чтобы они обсуждали нехороших людей, которые отрицают победу Советского Союза в Великой Отечественной Войне, а не реальное положение армии. Ну, не совсем понятно, что значит это отрицание. Как-то я не видела людей, которые говорят, что в мировой войне победил Гитлер.

Другой вопрос – конечно, цена этой победы. Потому что я вот, по-простому, всю жизнь думала: а вот, есть Калининград, раньше – Кенигсберг. А куда же население-то там делось? Вот мне просто по-обывательски было интересно ответить на этот вопрос, и ответ на этот вопрос изложен в недавней статье Марка Солонина, одного из наших лучших историков, о том, что случилось с населением Восточной Пруссии. Ну, то, что случилось, можно охарактеризовать словами солдатских песен, цитирую: «Нам теперь разрешено делать с немецкими негодяями все». То, что тут вообще творится, просто жутко. Трудно назвать это геноцидом, но это вот было то, благодаря чему все немецкое население или убежало оттуда, а то, которое убежало, то исчезло. Как оно исчезло, тоже понятно из документов, собранных Солониным, приведенных Солониным, потому что вот, простой пример – городишко Штригау. До войны в нем жило 20 тысяч человек, во время войны в нем оказалось к 45-му году около 30 тысяч беженцев, а 13 февраля его занимают войска Первого Украинского фронта. А когда в ходе немецкого контрнаступления Штригау освобождают, то обнаруживается в городе 30, еще раз: 30 живых жителей – было 30 тысяч, обнаружилось 30. Что случилось с теми, кто не обнаружился живым? Ну, кто-то успел сбежать – понятно. Цитирую: «На диване лежит частично обнаженная женщина, 2 выстрела в рот. Труп застреленной пожилой женщины с обнаженной нижней частью тела. 3 пожилые женщины с обнаженной нижней частью тела и следами изнасилования, застрелены. На кровати обнаженный труп 18-летней девочки со следами садистского изнасилования, застрелена». И это было по всей Восточной Германии.

И Леонид Рабичев в своих страшных мемуарах описывает, как солдаты, завидев колонну беженцев, выстраивались в очередь к женщинам, а другие солдаты в это время выстрелами отгоняли стариков и детей. И Солонин показывает, что это была не случайная история – не озверение, не просто советская нищета, которая выплеснулась вот так на жителей Восточной Пруссии. Это была сознательная политика Сталина, который решил, что эти области отойдут либо России, либо Польше, а немецкое население из них должно быть ликвидировано самовывозом, ну, просто его должно там не стать — кто успел убежать, тот убежал. Может быть, это была разумная политика, может быть, это можно назвать, Сталин – гениальный менеджер, как у нас теперь принято говорить. Но дело в том, что эта политика привела к чудовищным потерям уже в 45-м году, потому что среди советских войск, потому что вдруг оказалось, что немецкие войска там, где наступают советские войска, дерутся насмерть. Нам все время говорили, что вот, немецкие войска сдавались английским войскам, сдавались союзникам, бежали перед ними, а с советскими войсками они почему-то дрались насмерть. И потери резко возросли советских войск даже по сравнению с 44-м годом, хотя понятно, что советские войска к этому времени были гораздо сильнее – у немцев уже воевали 16-летние мальчишки. Нам никогда не объясняли, а чего это немцы вот с такой злостью сопротивлялись именно советским войскам? Ответ заключался в том, что немцы стали понимать, за что они сражаются.

Вот, простой пример — город Бреслау. В конце января 45-го года тот же Первый Украинский фронт подходит к Бреслау. Гарнизон города насчитывает 50 тысяч человек, и он обороняется 3 месяца против 13 советских дивизий. И военный комендант Бреслау генерал Нейхофф в своих мемуарах утверждает, что тот факт, что город оборонялся так позволил спастись полутора миллионам немцев из Силезии. Вот это как, отрицание победы или нет, писать такие статьи?

Есть вопрос к Катыни. 10 тысяч поляков расстреляно перед войной. Напомню, что эти поляки были взяты в плен Советским Союзом, когда Германия напала на Польшу. 1 сентября Германия напала на Польшу, поляки сопротивлялись, и тут в тыл им ударила советская армия. Это был совместный раздел Польши по плану Молотова и Риббентропа. Ничего не было освободительного или героического в том, чтобы в тот момент, когда фашисты начали Вторую мировую войну, ударить по согласованию с фашистами в тыл свободной стране и расстрелять тех, кто был в плену. Почему-то вопрос Катыни у нас превратился снова в дебатируемый вопрос. Когда немцы в свое время нашли трупы, мы сначала сказали, что они нашли археологическое захоронение. Потом мы сказали, что это сделали сами немцы – расстреляли поляков. Но тут же простой эффект: ребята, если мы до сих пор будем пытаться доказывать полякам, что это сделали немцы, то к нам будут относиться как к Сталину, с той только разницей, что Сталина боялись, а, в общем, современную Россию трудно бояться с военной точки зрения. Что мы хотим? Чтобы Польша вступила в НАТО? Ну, наверное, когда поляк в очередной раз слышит, что в Катыни расстреляли поляков немцы, он очень хочет в НАТО.

Прибалтийские республики не отрицают победу СССР над Гитлером, они просто говорят, что эта победа обернулась для них оккупацией, массовыми казнями и ссылками. Причем 2 раза: сначала в 40-м, потом в 45-м. Мы что, примем закон, запрещающий называть 45-й в Риге оккупацией? А как мы тогда назовем 40-й год? Тоже освобождением? От кого? От законного правительства? По соглашению с кем? С Гитлером? Объясните мне, чем можно назвать свержение законного правительства с помощью чужих войск по соглашению с Гитлером. И не совсем понятно, что мы, собственно, хотим доказать миру? Вот, представьте себе, что парламент Британии вносит закон об осуждении всех тех, кто поддерживал бунт североамериканских колоний против Короны. Ну, наверное, это идиотизм был бы? Американцы бы пожали плечами, и это было бы непредставимо.

Если мы хотим таким способом, с помощью таких законов восстановить Империю Российскую или Советский Союз, тогда надо посылать танки. И мне кажется, что очень важный момент, да? для того, чтобы понять, что это такое, это, вот, такого рода предложение. Вот, какая вещь. Вот, всякое событие – оно как организм – оно растет, умирает, и всякая политика, если она преследует реальные цели, она должна быть последовательной. И вот если вы посмотрите на нашу политику, она какая-то немного странная.

Вот, Грузия. Ну, хорошо, была война в Грузии. Но теперь мы, вроде, должны неуклонно бороться за признание, там, Южной Осетии, Абхазии. Вот, кажется, тема снята: Никарагуа признала – и мы как-то больше не боремся за признание. Вот, была газовая война с Украиной – вот, тема снята. Вот, мы сказали «Разместим Искандеры», потом сказали «Нет, не разместим». То есть каждый отдельный момент мы с кем-то боремся и нас окружают враги. Но если вы заметите, что каждый день мы начинаем войну не с того момента, когда мы ее продолжили вчера, а с какого-то нового логического конца. Вот сегодня боролись с английским камнем? А завтра уже боремся с Грузией. Сегодня боролись с Эстонией, а завтра уже с Украиной. И вот такое вот «Перпетуум Мобиле» дает возможность постоянной борьбы без каких-либо результатов кроме пиаровских.

И, собственно, если завершать этот печальный разговор, я, вот, добавлю такую маленькую новость, которая в отличие от речи Шойгу не прозвучала. С 17 февраля пограничниками КНДР был задержан сухогруз «Омский» с техникой на борту. В общем-то, это, конечно, оскорбление. нанесенное России – задержание Северной Кореей ни с того, ни с сего очередного российского судна. Я не помню, чтобы тема сухогруза «Омский» сильно обсуждалась. Вот, самое безопасное, с чем можно бороться для возбуждения патриотизма, это, конечно, истории, которые произошли 40 лет, которые произошли много лет назад.

И есть еще одна маленькая вещь, о которой я хочу рассказать, о которой я не говорила в прошлой передаче, потому что она была почти вся посвящена Политковской, которая прямо связана, как раз, с национальным престижем – это история «Фаины». Вот, освободили «Фаину», и я думаю, что в любой бы стране довольно широко бы принимали экипаж и праздновали его возвращение из плена. Если вы видите, заметили, у нас тема эта как-то прошла стороной.

Когда я спросила моего приятеля Михаила Войтенко, редактора «Морского бюллетеня», человека, который туда сам летал и сопровождал «Фаину» уже после освобождения и вел переговоры, был одним из посредников, то первую фразу, которую он мне сказал… Вернее, он сказал 2 фразы, которые меня поразили. Он сказал: «Юлия, если бы ты видела эти груды оружия, наваленные на палубе» – там было как и крупное оружие типа танков и просто все эти гранатометы, автоматы, которые, кстати, пираты пытались унести с собой. И вторую фразу, которую он мне сказал – она, конечно, на совести Михаила, я надеюсь, что он может прийти в эфир, ее повторить – он говорит: «Экипаж молится на американцев». Вот она меня очень сильно резанула и я спросила: «Почему?» Он говорит: «Понимаешь, вот то, что экипаж «Фаины» остался жив – это только благодаря американцам». Благодаря тому, что через 5 часов после захвата «Фаины» эсминец американский подошел и блокировал «Фаину». А иначе бы они просто выгрузили это оружие, перерезали бы экипаж и убежали бы. И вот этот экипаж, он не сделал ничего, что мы грозно обещали сделать с пиаровской точки зрения по телевизору, да? Что вот сейчас придет «Неустрашимый» и всех порубает на мелкие кусочки. Американцы не сделали ничего, что делается в голливудских фильмах, потому что это было не их судно, им было никакого резона посылать туда на борт какой-нибудь спецназ, чтобы потом в случае неудачного штурма получить гигантский иск от судовладельца. И там было довольно трудно, в отличие от Голливуда, всех этих бедолаг, экипаж освободить, потому что они были в крошечной каютке, напротив которой стоял пулеметчик. То есть одно нажатие гашетки – и все. Но американцы холили и лелеяли всю эту ситуацию как могли. Американцы, с одной стороны, препятствовали пиратам сделать что-то плохое, с другой стороны, действительно, вели себя как посредники.

Меня очень позабавила одна история, которую рассказал Михаил Войтенко. Это была история про наркотик под названием «Мира» — там же все пираты обкуренные. Хотя у них довольно хорошая военная организация, они ходили полностью обкуренные. И вот эту «Миру» должны были с лодочкой привести на «Фаину», а тут получилось так, что эсминец один сменился другим, и второй эсминец не знал, что это лодка с необходимым пиратам грузом. Эту лодку прибрали, 2-х пиратов тоже прибрали. Тут пираты вытащили всех людей на палубу, положили их лицом вниз, уже собрались расстреливать. Капитан, вернее, исполняющий обязанности капитана, им кричит: «Да позвоните эсминцу! Свяжитесь с эсминцем, он пропустит ваш наркотик». Связываются с эсминцем, те в ужасе говорят: «Ребята, все, мы вашу «Миру» вернем. Только людей не трогайте». А тут пираты еще говорят: «А вот, вы знаете, наша «Мира» — она вкусная, только когда свежая. Она у вас лежала на палубе и, наверное, засохла». Тут американцы говорят: «Нет, вы знаете, она у нас в холодильнике лежала». И, действительно, лежала она у них в холодильнике. Сбрасывают вертолетом этот наркотик на палубу, жуют пираты эту «Миру», говорят: «А с холодильника-то даже лучше, чем свежая».

Там были ужасные какие-то истории, которые я бы хотела, чтобы… Мне Михаил здесь рассказал. Вот, именно связанные с тем, как обращались пираты с экипажем, что они, вообще, из себя представляли по уровню развития. Потому что они, пардон, засрали корабль в самом буквальном смысле слова. Причем, одна из историй, которая мне сильно запомнилась – это про повара, которого экипаж единодушно ненавидел. Который, допустим, справляют свою нужду через шпигат – большую нужду, и встает, и у него сзади что-то висит. Вот это что-то сзади он подхватывает рукой, после чего идет разделывать козла.

И самая оптимистичная история, которую рассказал Михаил, была связана с тем, что когда последняя партия пиратов убралась, она прихватила с собой оружие и, чтобы обхитрить американцев, она уехала на 2 часа раньше оговоренного. Этой партией командовал человек, которого больше всего ненавидел экипаж, его звали Сулейман. И как только эти пираты с оружием убрались, то экипаж выскочил на палубу и стал кричать эсминцу, что они уехали с оружием. И тут же поднимается американский вертолет, а уже темно – вспышки, лодки больше нету. И поскольку американцы абсолютно не имели права это делать, то есть топить пиратскую лодку, то есть они нарушили все международные права, то потом экипаж с надеждой спрашивал американцев: «Но вы, хоть, ее потопили?» На что американцы упорно отвечали: «Нет», а головами крутили «Да».

И вот та история о том, что потом американцы заботились об экипаже, как могли – что они его кормили, сигареты, какие-то, там, солнечные очки тут же на нос человеку одели, что там были какие-то специалисты по снятию стресса, по переговорам. И меня очень сильно резануло, что мы-то, собственно, ограничились во всей этой истории только пиаром в части «Неустрашимого», когда еще не было никаких… Пиаром в части «Неустрашимого», который, в общем, никак «Фаине» не помог, потому что помогают не пиаром. И экипаж все время спрашивал: «А почему это сделали американцы?» И ответ очень страшный: американцы это делали только потому, что им не хотелось, чтобы 33 танка, а 33 танка – это сила достаточная для того, чтобы в Африке быть стратегической силой и совершить военный переворот, чтобы 33 танка гуляли по Африке. Американцы это делали потому, что американцы, будучи сверхдержавой, решают проблемы, а не создают их. Американцы не всегда правильно решают проблемы. Они почему-то всегда уверены, что дважды два четыре, и не подозревают, что некоторые народы считают, что это их историческое право думать, что дважды два семь с половиной. А если кто думает, что дважды два четыре, то тот империалист и захватчик. Американцы очень часто в процессе решения проблем создают гораздо больше проблем, чем решают. Но вот сверхдержава – это то, что решает проблемы. А, к сожалению, политика России направлена на то, чтобы проблемы создавать.