Русский с китайцем — братья навек

На острове Хайнань отдыхают китайцы и русские — больше никого. Ужас оказаться в непроницаемом мире иероглифов и речи, в которой не можешь опознать ни звука, на месте сменяется ужасом чужого русского.

Меню на русском — везде, надписи — по-русски, на некоторых магазинах — только по-русски, даже без китайского названия, по отелям порхают русскоговорящие гиды, а в городе Санья, здешнем центре, китайцы если и знают какие иностранные слова, то русские, но произношение, правописание и шрифт — китайские. Да, даже шрифт — везде один и тот же, специфический, с китайским акцентом. Написанное понятно, но понятно и то, что писавшие не понимали, что пишут. Слова разрываются посередине, склеиваются, буквы «р» и «л» взаимозаменяемы как в речи, так и на письме. Из гидов, учившихся в России, одни этот промежуточный звук просто произносят как «л», другие путают: то говорят «кулица» (это и в меню часто встречается), то «хородно». «Р» — вообще таинственная буква: у разных народов произносится по-разному, арабы и русские чаще всего не могут освоить французское грасссирование, а русские дети родное «р» не выговаривают довольно долго.

В парке отеля возле маленького бассейна типа джакузи надпись: цилование рыбы. Смотришь — и впрямь, в бассейне этом плавает множество мелких рыбок. Рыбки не простые — они едят людей, за этим люди сюда и приходят: ложишься, а рыбки объедают с тебя омертвевший слой кожи, первым делом бросаясь на пятки. Если полежать часа два — пятки будут как у младенца.

У китайцев другое отношение к природе, чем у европейцев. Мы брезгуем компанией пауков и не смотрим в глаза смерти в обличии гадюки. А китайцы принимают все вызовы: в народности мяо, аборигенов острова Хайнань, дети любят играть со змеями: запускают змею в ноздрю и вынимают изо рта. А взрослые мяо изобрели противоядие от укуса самой ядовитой змеи — королевской кобры. Мне демонстрировали: девушка намазала руку противоядием, потом достала из террариума кобру и дала себя укусить. Конечно, возможно, что это и просто «антизмеин»: натертое снадобьем место кобра и не укусит. В Китае не поймешь: здесь все — обман и подделка, и когда тебе что-то пытаются продать (а продать пытаются всё — вытяжку из акульего жира, целебный чай или препарат из змеиного яда), то нахваливают свой товар одинаково: от артрита, холестерина, давления, цирроза печени, рака и инфаркта.

Раньше остров Хайнань был всекитайской тюрьмой, как у нас Сибирь. Только здесь, наоборот, это самый юг. Так что до недавних пор ничего тут не было, кроме джунглей, племен мяо и ли и Южно-Китайского моря. Остров кишел змеями, комарами и дикими обезьянами, но теперь никого не осталось: одних съели, других приспособили к цирковым представлениям, из третьих делают настойки, мази и порошки от всех недугов. И для похудения, само собой. Племена мяо и ли тоже пошли в дело: им построили фольклорную деревню, где они демонстрируют свои умения и самих себя. Девушки ли готовы отдаться любому туристу. Не по правде, конечно, а понарошку, для демонстрации своего традиционного уклада жизни. Дело в том, что девушке ли, когда ей исполняется 13, родители строят отдельный домик рядом с отчим, чтоб она могла там принимать юношей. Самая завидная невеста — беременная. Неважно, от кого, главное, чтоб были дети. Если невеста не беременна, может оказаться, что она или будущий муж бесплодны, а развестись нельзя: как только девушка выходит замуж, ее лицо и тело густо покрывают черными татуировками, чтоб изуродовать: на такую уже никто не позарится, а муж видел ее прежней, и этого достаточно, чтоб на всю жизнь запечатлеть ее еще не «зачеркнутый» образ.

Девственность, правда, тоже ценится, но совсем для другого дела: чай пу-эр, растущий на горе Пяти Пальцев, могут собирать только непорочные девы от 13 до 16 лет. И этот самый дорогой (помогающий ото всех болезней, вестимо) чай продается на чайной фабрике по цене в десять раз выше, чем в супермаркетах. — Почему? — спрашиваю. — Потому что в супермаркетах — поддельный. — А зачем поддельный? — Чтобы бедные люди тоже могли его купить. Но это другой чай. И неважно, что другой — покупают название. Правда, если человек, которому по рангу положено поить гостей дорогим чаем, напоит их дешевым, поддельным, будет конфуз. К чаю китайцы относятся так же, как французы к вину. Только у вина все написано на этикетке, а китайцы ориентируются по цене. Чем отличаются поддельные западные бренды, которые китайцы штампуют в безумных количествах, а русские туристы вывозят чемоданами, от настоящих? Ценой. Реальной разницы качества китайцы не видят так же, как не слышат звука «р». У них все — кое-какистое, но им так нормально. Хайнань быстро застроили в последнее десятилетие: тут и здание Капитолия — один в один, только меньше размером, тут и европейские особняки под XIX век, и хрущобы, и сталинский вампир — всё вперемежку, на все навешаны большие разноцветные иероглифы, светящиеся по вечерам — в целом всё выглядит, на мой вкус, аляповато. Китайцам же важно, чтоб было ярко, разноцветно, светилось и блестело золотом. В Таиланде и Вьетнаме, в отличие от Китая, много трущоб, нищеты (правда, веселой, не тягостной), но уж к чему приложено тщание, сделано со вкусом. В материковом Китае я, правда, не была, судить не могу. На Хайнане рестораны похожи на вокзалы — большие, неутютные, разочаровала и китайская еда, коей я поклонница. В отличие от европейской китайской кухни, здесь кухни как таковой нет: просто горка креветок, кучка мяса и плошка риса. Я была в двух самых дорогих хайнаньских ресторанах и в очень дешевых — дешевые понравились больше. Там хоть порции большие, из дорогих уходила голодная, а имитация гастрономических блюд — петрушкой украсить и вареньем полить — лишняя суета. Чаевые в дорогих тоже сама зарабатывала: уносила грязные тарелки, подливала чай из чайника, ходила на поиски меню, чтоб заказать десерт. Гиды в один голос говорили: «Это юг, что поделаешь! На севере — другое дело».

Гиды все с севера, из Харбина. В бессмысленно дорогие рестораны нас привозили именно они, разводя руками, что если уж в дорогих кое-какисто, представьте, что в дешевых. Это была неправда, но через три дня уже привыкаешь, что здесь все пытаются тебя развести на деньги. В одном из этих дорогих (а надо заметить, на острове всё дороже, чем во Вьетнаме и Таиланде, и цены на «китайщину», которая символ дешевки, кажутся завышенными) я оказалась в компании двух туристов из Якутии и пожилой женщины, директора института из Хабаровска. В их институте все эти китайские гиды и учатся по обмену: русские, которые едут в Китай, по словам директрисы, стремятся там остаться любой ценой: уровень жизни в Харбине намного выше. «Да и Китай рядом, а Москва далеко. Сейчас китайцы строят новый город прямо на границе, хабаровчане мечтают туда переселиться». Китайцев и в самом Хабаровске — половина, происходит постепенное слияние. Китайцы завоевывают территории не танками — телами. Дальневосточные девушки, по словам директрисы, мечтают выйти замуж за китайцев: они и мужья хорошие, и работящие.

По сравнению с русскими китайцы, конечно, очень трудолюбивы, а для них самих образец трудолюбия — японцы. Япония — единственная страна, которую они ненавидят, и все же уважают, как они говорят, за трудолюбие. Слово неточное. Вижу в городе Санья машину: один в один Ниссан Ноут, только значок стоит не ниссановский, а какой-то китайский. Уверена, что это не производство по лицензии, а как со всем остальным: китайцы могут воспроизвести внешний вид, сымитировать, а придумать, разработать и не кое-какисто исполнить — нет. Не различают, как звук «р», им и так сойдет. Очень похоже на Россию, где планка кое-какистости стоит еще ниже. Братьями китайцы считают корейцев, как южных, так и северных («а чем плохо чучхе?»), мне удалось вырвать у них признание и об отношении к русским. «Русские шумные, громко разговаривают, — начинает гид, лучше всех чеканящая «р» (я это же сказала бы о китайцах. Скажем, в Таиланде они легко распознаются именно по шумности и бесцеремонности). — Русские злые, любят драться, убивают». Трудно не согласиться. Русских либо грозные цари пускают в расход, либо сами друг друга сживают со света. Юра из Якутии, из Мирного, занимающийся мелким бизнесом и работающий в "Алросе", рассказывает: «У нас — всесилие и безнаказанность чиновников, коррупция достигла таких масштабов, что основную часть цены чего бы то ни было составляет потраченное на взятки». «С выборами мэра, — говорит Юра — тоже нечисто: выбрали не того, кого хотело начальство, так результаты на следующий день подделали, не стесняясь. А правды не добьешься. Один у нас нашелся правдоискатель, так ему наркотики подбросили и упрятали за решетку. Больше дураков нет». Жить в России — совсем не то, что в Москве. Чтобы куда-то поехать, надо сперва добраться до столицы, подать на визу, где-то жить, пока ее не получишь, так что якутские жители, у кого есть деньги, ездят только в безвизовые страны. И обходится им это втридорога по сравнению с москвичами.

Социализм, тоталитаризм, — подумалось мне на острове Хайнань — это наказание для дурных народов. Неспособных к самоорганизации, самоконтролю, лишенных стимула быть лучше. Чтоб не все передрались и не всё разворовали, чтоб хоть что-то делали. «Социализм — это учет и контроль» — была такая формула, но дело не в том: во Франции контроль в сто раз строже, чем в Китае, но у французов в подкорке заложено представление о совершенстве (потому вкус, красота, ухоженность, творческая энергия, давшая миру вакцину, фотографию, кино, моду), а у китайцев это представление когда-то истерлось, износилось, потому что они отказались от модернизации. Как же: Китай — оплот церемониальности, патриархальности и боевых искусств. Это и сейчас чувствуется в каждом китайце: жесткость — за улыбкой миловидных девушек, будто все они — мастера кун-фу и у-шу. Когда они разговаривают, руки не летают в воздухе, а рубят его, будто чертят иероглифы. Китай, как и Россия, оказались бессильны перед качественным скачком, которого требовал XX век. Вернее, Россия свой рывок сделала — в космос, но население осталось «массой». И Россия в этой массе увязла, Китай же к своему рывку стал готовиться позже, теперь обгоняет Россию. В Китае все лучшее — государственное, частное — это «частная лавочка» и «шарашкина контора», если в советских терминах. Разве что промышлять поделками из ракушек и продавать манго на улице — такое частное было и в советских приморских городках. На песке нет ни одной ракушки, ни одного камушка — как только море что-то выбросит на берег, тут же китаец подберет: пригодится. В этом главная китайская сила: умение все обратить в свою пользу. От гремучих змей до финансового кризиса: в Китае кризиса нет, они же с миром ни в какие договорные игры не играли, отчего и могли безнаказанно воровать чужие бренды и технологии. Вот юань и крепнет день ото дня по отношению к мировым валютам. А русский с китайцем, похоже, действительно становятся братьями навек.

Татьяна Щербина