Как царь превратился в шута

«Что ж здесь плохого, спасибо надо сказать»… Но почему мы так нервничаем? Не понятно…
Владимира Путина удивили, шокировали, расстроили.

Фото premier.gov.ru

Он привык жить по протоколу, когда все радуются, машут цветами, падают ниц, малохольно улыбаются, униженно просят и благодарно сносят затрещины и оплеухи.

Но тут он услышал другую музыку. Вместо вечного и привычного уху «Любэ» заиграло суровое и далеко не сладкоголосое «ДДТ».

— Как вас зовут, — удивленно спросил царь. – Чей будешь?

Извечная ситуация поэт и царь. И прошла она по классической схеме: поэта пытались унизить, сбить с толку, изначально показать, кто есть кто. Но униженным оказался вовсе не поэт.

Фото premier.gov.ru

— Юра Шевчук, музыкант.

Когда узнал, зачурался от нечистой несогласной силы словами «провокация» и, на всякий случай, соврал: мол, неправда, помощник не мог звонить и просить не задавать острых вопросов. От них, от острых, мигрень развивается.

И развилась. Начал говорить невпопад, по инерции раздувать щеки, будто крупный начальник на совещании менторским и грозным тоном поучал своих подчиненных, прежде чем за чубы драть.

Фото premier.gov.ru

Из речи можно было заключить, что, к примеру, милицейские оборотни, коррупционеры, по мнению премьера, являются неотъемлемой частью страны. По его меткому замечанию, они «не с Марса приехали». Откуда тогда?

Потом следовала простая логика: рвать на себе тельняшку и кричать, что под пулями был. Но зачем же достойных мазать с теми другими? Вопрос-то был понятен, и ясно про кого Шевчук говорил, что милиционеров люди боятся. Далее премьер ушел в исповедальное. Он рассказал, что у нас любой человек, получивший удостоверение или палку-жезл, начинает этим пользоваться, и все прочие заботы у него отходят на десятый план.

Встреча показала, что такого понятия как диалог в принципе не может быть. Царь по привычке принял челобитную, а потом уже сам упивался своей речью. Запрещал встревать, не терпел никаких возражений. В итоге своих «речей в себе» все свел к банальной демагогии, которую должны нормально хавать холопы. Начал рассуждать о митингах у больницы или на дороге у дачников и заключил все это пошлой шуткой о 76 килограммов своего веса в обществе.
Царь превратился в шута, поэт стал многим выше его.

Нормальные здравые вопросы, попытка принуждения к простому человеческому диалогу произвела ряд логичных трансформаций. Сложно жить без «Любэ», без благодарных и падающих ниц. Ситуацию спас Басилашвили, если б не он, началась истерика с топаньем ножками и криками: вон, вон!

Вот и возникает вопрос: надо ли ходить, надо ли говорить, метать бисер? Какой толк от этого, ведь нет обратной связи и эти люди не способны что-либо воспринимать иное, внепрограммное? Может, бойкот — единственно возможное средство?

А смысл есть и он громадный. Смысл в радости от того, что перед нашими глазами проявилась совесть общества:

В.В.Путин: А как Вас зовут, извините?

Ю.Ю.Шевчук: Юра Шевчук, музыкант.

Юра Шевчук, музыкант, показал, что у нас осталась эта совесть. Она пульсирует, она кровоточит. Он заронил надежду, что интеллигенция, эти очкарики – не просто надменная каста снобов, а болеющие за общество люди. Их крайне мало, их единицы, но они, настоящие, есть и это радует. Радует, что страна не осталась без своих жертвенных ходатаев и заступников, а значит, у нее есть надежда.

Эту надежду подарил нам поэт.

Андрей Рудалев г. Северодвинск